Заповедник «Столбы». Там изба, полуземлянка вся в цветах. Там я кучу написал пейзажей. Там животные ходят-бродят. Какое чудо, вот это чудо! Порхнуло что-то, понесло его на эти неведомые запахи... На миг какое-то определенное состояние, чтобы там дух был и запахи эти были, и дуновение какое-то, то, что «Миг» называется. Это удивительная вещь - миг. Смотрите, какой он на Земле этот человечек. И в то же время страшно расточительны люди по отношению к своему дому и к самим себе в жизни. Потому что много соблазнов. Жизнь-то удивительно прекрасна. Так вот, когда человек научится ценить миг, тогда, может быть, начнет очищаться, чуть почище станет.

Цветы я всегда писал и люблю их. Это великолепное существо - цветы. Это живое существо, невероятно разное. Красота, прелесть, нежность. Я не могу от этого отказаться. А через цветы я могу увидеть другие сюжеты и несюжетные выходы. Это все страшно интересно, и это дает мне пищу для души. Энергию я от них получаю. Предположим, я устал и у меня не совсем ладно на душе. Я купил букет цветов, попытался что-то напачкать на холсте. Они мне радостны, они мне дали радость. Это же прекрасно! Я очень люблю розы и астры. Оказывается, роза по гороскопу - мой цветок.

Понятие сути человеческого характера складывается из привычек, отношения к окружающему миру. Как человек играет, как защищается, маску какую надевает - безвинную или жестокую, какое платье у него, как он руки держит, как ходит, как говорит. И вот из этих всех вещей возникает целое, и начинаешь чувствовать, из чего этот человек состоит. И отдача иногда очень любопытной бывает. Все равно человек будет похож, даже не внешне - внутренне, и те, кто его знают, будут узнавать. Не обязательно точно написать глаза, овал лица. Можно выразить это какой-то маской, и будет удивительно похож человек. Вот в чем дело. То есть здесь обнажается очень много, и человек иногда пугается. Пугается того, что увидел художник. Если я не почувствую человека, я не буду писать.

Холстик такой, предположим, «Игроки». О человеческих страстях. И собственно, эта штука переросла у меня в большущее обобщение, в «Пиры». Найдены были какие-то формы. Вот «Виноград» я написал. Отсюда потянулась цепочка дальше. Я давным-давно много работал над большим холстом «Страсть». А от этого - толчок к «Пиру», громадному куску. Совершенно другой холст! Как это объяснить? Тут все связано: и то, что раньше что-то кропал-писал, и то, что сейчас работаю, и то, что сейчас ставлю какие-то задачи перед собой. То есть все время наполнение происходит. Вот ведь в чем дело, секрет-то!

 

... Предположим, пошла полоса - заинтересовала меня жизнь Иисуса Христа. Я попытался что-то сделать. Грешник, обычный земной грешник, попытался вот о таком, если говорить, о человеческом - подобие же человека он был на Земле. Простите, это сама чистота. И в то же время мне хотелось пройти от рождения до смерти. Мне стало как-то не по себе, что я берусь вроде сделать вывод какой-то касательно Сына Божьего. Я много очень работал - два года над этой полосой. Было много всяких разных выходов, и в конце концов собралась из семи холстов эта полоса. Отдача произошла. Я назвал ее «Жизнь человека», но по сути, я шел от жизни Христа. И еще какая вещь: в этих холстах есть то, к чему я всегда стремлюсь, - они требуют тишины. Вот эти большие плоскости - они требуют тишины...

У меня еще давно, в старой мастерской был большой подрамник. Всю стену занимал. В молодости я мечтал о фресках, но этого не случилось. А возможности нынешней моей мастерской позволили мне на больших плоскостях себя попробовать. А потом, претензий ведь у меня никаких нет. Я же это никуда не продаю и торговать этим не собираюсь. «Адам и Ева» - это я в подарок своей старушке написал. Надо мной художники посмеивались: «Ковер написал». А она с удовольствием приняла. Приходит, смотрит. А потом этот холст дал выход дальше, предположим, «Сотворение мира». И далее - о суете земной. Вот, допустим, как планета появилась. Сложно я эту работу проделывал. Вот вам, радуйтесь, плодитесь, размножайтесь. О том, как люди суетно стали жить и пользоваться землей. О суете. Но в то же время там и символы размножения есть, пускай даже секс. Но здесь найдена мера, простите, знаковая такая мера. И она не пустая эта холстина. В принципе там нет человеческих фигур, но есть что-то вроде хоровода, пляски и громадный цветок. Так она выстроена.

Рисовать я всегда любил. Закончив семилетку, послал заявление и свои рисунки в Омское художественное училище. Но тут война началась, и учеба моя закончилась. переехал я в Красноярск в 1950 году. В Товариществе художников работал. Прошел через копии и лозунги всякие. Портреты вот не мог писать 70х50 см. Но копии делал: "Утро нашей Родины", "Отдых после боя", Шишкина копировал. У меня эта школа была. Я даже благодарен ей, потому что в репродукции я наблюдал и состояние, и настроение, и фактуру. Это была очень хорошая школа. И в Союз художников здесь меня приняли. Так что школа моя - Союз, красноярская организация и студия - Андрей Прокофьевич Лекаренко, Давыденко, наш искусствовед, и, конечно, Василий Иванович Суриков.